Мой давний друг часто рассказывал мне о детском доме, в котором он вырос. Причём делал он это своеобразно. Вспомнит какое-нибудь значимое событие, скажет несколько слов, улыбнётся чему-то. Но всякий раз умозаключение из сказанного сделает с философским уклоном. Например, типа: «Человек – как дом: без фундамента быть не может. А его в детстве ему закладывают». С этим, согласитесь, не поспоришь.
Мы с другом оба выросли в детском доме, скитались по приютам и углам, лишённые родительской любви и ласки. Словом, всё испытали, практически одинаковую школу прошли. Несмотря на многие ошибки, соблазны жизни, несправедливость судьбы и иных людей по отношению к нам, выстояли, закалившись в испытаниях. Так что фундамент у нас был прочный, и дом – жизнь свою взрослую на нём – мы каждый себе построили надёжный, хоть и далеко не шикарный.
Наверное, у каждого настаёт такой момент, когда он чувствует, что должен вернуться к истокам, и не в переносном смысле, а физически. У меня было такое несколько лет назад. Так потянуло посетить места своего детства и отрочества, полного лишений и радости, что сел за руль и махнул за сотни и сотни вёрст – в свой детдом. Видимо, настал такой момент и у товарища моего – Леонида Жильцова. Правда, пригласил он туда, в своё детство, и меня. Я не мог отказаться. Зовут, значит, нужен. И вот в тёплый майский день выезжаем в Удмуртию. Конечная точка нашего маршрута – село Каракулино за широкой и полноводной Камой.
Подъезжая к знакомым местам, Леонид словно изменился. Он будто весь изнутри светился. И рассказывал, рассказывал, вспоминал вслух: «А здесь вот были детдомовские поля. У нас имелись комбайн, трактор, машина-полуторка, другая техника. Пахали и сеяли, выращивали пшеницу и рожь, мололи зерно, а из муки пекли сдобные булки и хлеба. Я помню, как из окна детдома смотрел на эту дорогу, по которой мы сейчас спускаемся!».
– А вот наш лес, – и он показывает рукой в сторону темнеющего бора. – Помню, жара стояла невыносимая. Мы шли и обливались потом, вот по этой дороге. В одних трусах и майках, босиком. Одежды тогда было – кот наплакал. Погоди, сколько нас тогда было? Наверно, пять мальчишек. Ушли без спроса, просто сбежали. А дорога гравийная, ногам больно. Шли и под каждый кустик заглядывали – всё было интересно. А в лесу пасека стояла. Точно, мы за мёдом направились. Время же голодное, послевоенное... А потом нас всех за то, что сбежали, наказали. Расставили по углам и запретили весь день купаться. Это была для нас страшная мука. А бывало, что у нашкодивших и одежду отбирали, чтобы не повадно убегать из детского дома.
Помолчав, Леонид продолжил: «Тяжёлое время было, но у нас всё своё, натуральное имелось. Пасека тогдашняя – самое вкусное воспоминание моего детства. Мёд собирали в огромные пятидесятилитровые бочки. В бондарном цеху их изготавливали. Много ещё чего делали. Мужичок, работавший там, мастер был на все руки. Нам частенько воспитатели говорили: «Идите, посмотрите на золотые руки!». А мы думали: «Неужели они и в самом деле золотые?», бегали смотреть. Вот сейчас, спустя столько лет, понимаю, что в те моменты, наверное, в нас первая любовь к труду просыпалась.
Остановившись возле местного стадиона, напротив детского дома, мы вышли из машины. Леонид, заметил, как-то преобразился, внутренне напрягся. Так бывает при встрече со старым другом после долгих лет разлуки. Подправив рубашку, брюки, он вдруг сказал: «Здесь раньше кладбище было. Какое кощунство играть на костях умерших. Все так сейчас. Не ведаем, что творим. Отсюда и беды наши».
Перейдя дорогу, мы вошли на территорию детского дома. Вполне современные постройки в три этажа. Совсем неплохо для сельской местности. Длинные спальные корпуса, соединённые между собой переходом. В некоторых окнах горит свет. Откуда-то доносятся детские голоса.
Возле главного входа в школу скромная мемориальная доска: «Основателю Каракулинского детского дома ПЕВЗНЕРУ САМУИЛУ МАРКОВИЧУ, заслуженному учителю РСФСР и УАССР, отличнику народного образования, директору с 1941 по 1973 г.»
– Это он меня воспитал, – произнёс Леонид, указывая пальцем на фамилию на доске. – Мы его уважали жуть, хоть и строгий был. Провинишься – возьмёт тебя за руку и сильно так сожмёт и молчит. После этих «молчаливых встреч» надолго отпадало желание хулиганить. И справедливый был. Старшим всегда внушал, чтобы малышей не обижали. Воспитывал по методу Макаренко. Мы тогда и не знали, кто это такой. Но работали в детском доме все – от малых до самых старших. Никто и не думал отлынивать. Суровое время было. Кстати, Самуил Маркович моей матери меня не отдал, когда она за мной пришла. Понимал, что тяжело будет ей воспитывать меня. Сказал: «Пусть ещё поживёт, а там видно будет». И прав он был.
Оказавшись на территории родного детского дома, Жильцов оживился, начал вспоминать воспитанников – тех, с кем ему пришлось здесь жить. И говорил с таким упоением, с таким радостным восторгом:
– Вовку Бахтиярова хорошо помню. Где ты сейчас? Отзовись, Вовка!
Когда мы дошли до беседки возле тополей, он вдруг остановился, схватил меня крепко за руку, поднял глаза к верхушкам деревьев, где каркали о чём-то своём вороны, и вдруг стал читать свои стихи:
В деревеньке ещё тишина,
С чёрной тенью колдует луна.
И таинственный шорох из тьмы,
Где-то прячет слепые холмы.
В этом мире мальчонка босой
Ноги моет холодной росой.
И луна ему с ветром поют,
Утро светлое встретить зовут.
Вот и дрогнула темень ночи,
Звонко весть подают грачи.
Посмотри, как он чисто одет,
В колыбели ликующий свет.
– Ну как? – спросил он, видя моё удивлённое, наверное, лицо.
– Здорово! – выдохнул я.
– Да не о стихах я, а вообще обо всём, что здесь, – и развёл руками, словно стараясь одним движением раскрыть мне всю красоту окружающей среды.
– Здорово! – вновь произнёс я от чистого сердца, понимая всё, что творилось в этот момент в душе стоявшего рядом человека, и всё, что он хотел сказать.
– У нас и приют был для малолетних детей, – предавался воспоминаниям вслух Леонид. – Вот здесь он располагался.
И, крепко схватив меня за руку, потащил через непролазные дебри кустарников, за которыми скрывалась помойка, на пустырь. Гуськом мы пробрались по остаткам чего-то пахнущего и вышли на дорогу.
– Как раз тут стоял наш детский приют. Ребёнок подрастал, и его переносили через дорогу в детский дом. Так что яблоко недалеко падало от дерева, – сказал Жильцов, смотря на заброшенный сад. – Наверно, и меня так же перенесли на эту сторону.
А потом мы прошли под тень огромных тополей, которые ещё помнили босоного мальчугана. На нашу встречу вышли все дети коррекционного детского дома. Им было интересно посмотреть на бывшего воспитанника, а ныне настоящего тренера по футболу, приехавшего из Нефтекамска с целой командой мальчишек. Встреча удалась. Юные футболисты из подросткового клуба «Саманта» показывали различные приёмы с мячом, жонглировали, набивали ногами и головой под изумлённые взгляды детдомовских детей. Под бурные восклицания болельщиков провели товарищеский матч. Победила дружба.
А пока ребятня гоняла мяч на поляне, я думал о том, как может много сделать один человек для большого города. Скольких ребятишек он вытащил из неблагоприятной среды, увлёк футболом, поставил, как говорится, на ноги? За сорок с лишним лет существования подросткового клуба через него прошли сотни человек. Даже сегодня в пожилом возрасте Леонид Александрович ведёт активную работу по воспитанию молодёжи, содействует здоровому образу жизни. В летние каникулы обязательно выезжает с командой на Чёрное море, в Крым, другие города. С ребятами он объездил полстраны. Многие его воспитанники играли в известных клубах страны, учатся в специализированных школах олимпийского резерва. Он стал инициатором, вдохновителем и организатором проведения известного футбольного турнира два года назад с приглашением команд из Донецкой и Луганской народных республик.
А под конец этой встречи гости подарили кожаные мячи и пригласили местных ребят к себе на новый стадион с искусственным покрытием поиграть в футбол. Приглашение было принято.
Затем мы перешли в само здание детдома, где на крыльце нас встретил паренёк лет двенадцати. Он провёл нас к воспитателю и дальше в местный детдомовский музей.
Представившись и объяснив цель поездки, мы получили доступ к архивным документам, которые с жадностью разглядывали не менее часа. Из них многое узнали. Как только началась Великая Отечественная война, сюда из пылающей Европы С.М.Певзнер привёз детей. Были они из Польши и Латвии. В короткий срок к зимним холодам в бывшей Каракулинской школе организовали детский дом. Все те годы, пока шла ожесточённая битва с фашизмом, дети росли, учились и трудились. В детском доме вместе с учителями и воспитателями организовали своё натуральное хозяйство. С трепетом держал в руках снимки почти полувековой давности, на которых запечатлены лица ребят из прошлого, занятых тем или иным делом.
И вдруг Леонид вскрикнул. Он увидел себя в окружении детей, с любопытством рассматривающих что-то наверху, в небе: «Да это же мы изучаем солнечное затмение. Интересовались всем, кружков было несколько у нас». И на глазах этого посеребрённого годами человека сверкнула слеза.
Глядя на фотографии послевоенных лет, как повзрослевшие девушки и юноши готовятся уехать к себе на родину и, видимо, клянутся не забывать этот милый и такой родной уголок российской деревни, который в суровые годы войны помог им выжить и обрести себя, не сдержал чувств и я. А ещё вдруг поймал себя на мысли о том, как много изменилось в нашем странном мире за минувшие с того момента десятилетия. Как эти польские, латышские мальчишки и девчонки, выросшие у нас, спасённые нашими людьми, допустили, чтобы их дети и внуки ненавидели Россию, стали поклоняться Америке, уничтожали на своей земле наши памятники воинам-освободителям?
...Беру фотографию, на которой директор Каракулинского детдома получает из рук министра культуры Польши высшую награду за помощь и воспитание детей. И снова думаю: «Ведь было же всё это – доброе, светлое. Если бы только сегодняшние стравливающие наши народы политики видели этот снимок, неужели бы ничто в мире не изменилось после этого?»
Словно слыша мои мысли, Леонид произнёс: «Правильно говорят, что не зная историю, нельзя понять прошлое, создавать сегодняшнее и творить будущее!».
Леонид Жильцов не мыслит своей жизни без футбола.
